Неточные совпадения
— И напишет: «Предшественникам нашим, погибшим за
грехи и ошибки
отцов». Напишет!
— Долго ли до
греха? — говорили
отец и мать. — Ученье-то не уйдет, а здоровья не купишь; здоровье дороже всего в жизни. Вишь, он из ученья как из больницы воротится: жирок весь пропадает, жиденький такой… да и шалун: все бы ему бегать!
Он уж был не в
отца и не в деда. Он учился, жил в свете: все это наводило его на разные чуждые им соображения. Он понимал, что приобретение не только не
грех, но что долг всякого гражданина честными трудами поддерживать общее благосостояние.
И, вся полна негодованьем,
К ней мать идет и, с содроганьем
Схватив ей руку, говорит:
«Бесстыдный! старец нечестивый!
Возможно ль?.. нет, пока мы живы,
Нет! он
греха не совершит.
Он, должный быть
отцом и другом
Невинной крестницы своей…
Безумец! на закате дней
Он вздумал быть ее супругом».
Мария вздрогнула. Лицо
Покрыла бледность гробовая,
И, охладев, как неживая,
Упала дева на крыльцо.
А ежели ты действительно так хочешь сделать, как говоришь, много
греха снимешь с отцов-то.
— Цветет-то она цветет, да кабы не отцвела скоро, — с подавленным вздохом проговорила старуха, — сам знаешь, девичья краса до поры до время, а Надя уж в годах, за двадцать перевалило. Мудрят с отцом-то, а вот счастья господь и не посылает… Долго ли до
греха — гляди, и завянет в девках. А Сережа-то прост, ох как прост, Данилушка. И в кого уродился, подумаешь… Я так полагаю, што он в мать, в Варвару Павловну пошел.
Отцы и учители, берегите веру народа, и не мечта сие: поражало меня всю жизнь в великом народе нашем его достоинство благолепное и истинное, сам видел, сам свидетельствовать могу, видел и удивлялся, видел, несмотря даже на смрад
грехов и нищий вид народа нашего.
Солидарность в
грехе между людьми я понимаю, понимаю солидарность и в возмездии, но не с детками же солидарность в
грехе, и если правда в самом деле в том, что и они солидарны с
отцами их во всех злодействах
отцов, то уж, конечно, правда эта не от мира сего и мне непонятна.
— Разреши мою душу, родимый, — тихо и не спеша промолвила она, стала на колени и поклонилась ему в ноги. — Согрешила,
отец родной,
греха моего боюсь.
— И сам ума не приложу, батюшка,
отцы вы наши: видно, враг попутал. Да, благо, подле чужой межи оказалось; а только, что
греха таить, на нашей земле. Я его тотчас на чужой-то клин и приказал стащить, пока можно было, да караул приставил и своим заказал: молчать, говорю. А становому на всякий случай объяснил: вот какие порядки, говорю; да чайком его, да благодарность… Ведь что, батюшка, думаете? Ведь осталось у чужаков на шее; а ведь мертвое тело, что двести рублев — как калач.
Намеднись
отец Алексей, священник, стал меня причащать, да и говорит: «Тебя, мол, исповедовать нечего: разве ты в твоем состоянии согрешить можешь?» Но я ему ответила: «А мысленный
грех, батюшка?» — «Ну, — говорит, а сам смеется, — это
грех не великий».
— Та птица Богом определенная для человека, а коростель — птица вольная, лесная. И не он один: много ее, всякой лесной твари, и полевой и речной твари, и болотной и луговой, и верховой и низовой — и
грех ее убивать, и пускай она живет на земле до своего предела… А человеку пища положена другая; пища ему другая и другое питье: хлеб — Божья благодать, да воды небесные, да тварь ручная от древних
отцов.
Я с удивлением присутствовал при смерти двух или трех из слуг моего
отца: вот где можно было судить о простодушном беспечии, с которым проходила их жизнь, о том, что на их совести вовсе не было больших
грехов, а если кой-что случилось, так уже покончено на духу с «батюшкой».
— Един Бог без
греха, — скромно отвечает
отец.
— Все равно, ежели и в старину
отцы продались, мы за их
грех отвечать должны. Нет того
греха тяжеле, коли кто волю свою продал. Все равно что душу.
Если бы я знал, что у тебя такой
отец, я бы не женился на тебе; я бы кинул тебя и не принял бы на душу
греха, породнившись с антихристовым племенем.
— Не плачь, Катерина, я тебя теперь знаю и не брошу ни за что.
Грехи все лежат на
отце твоем.
Отец был человек глубоко религиозный и, кажется, в своем несчастии видел праведное воздаяние за
грехи молодости.
— Это, конечно, заблуждение разума, — сказал
отец и прибавил убежденно и несколько торжественно: — Бог, дети, есть, и он все видит… все. И тяжко наказывает за
грехи…
Встреча с
отцом вышла самая неудобная, и Галактион потом пожалел, что ничего не сделал для
отца. Он говорил со стариком не как сын, а как член банковского правления, и старик этого не хотел понять. Да и можно бы все устроить, если бы не Мышников, — у Галактиона с последним оставались попрежнему натянутые отношения. Для очищения совести Галактион отправился к Стабровскому, чтобы переговорить с ним на дому. Как на
грех, Стабровский куда-то уехал. Галактиона приняла Устенька.
— Ну, что уж ты растосковался так? Господь знает, что делает. У многих ли дети лучше наших-то? Везде,
отец, одно и то же, — споры, да распри, да томаша. Все отцы-матери
грехи свои слезами омывают, не ты один…
Стены нашей тюрьмы, все эти гносеологические категории, давящая нас пространственность, временность, необходимость, закон тождества воздвигнуты нашим
грехом, нашей виной перед Смыслом мира, изменой
Отцу.
Но
грех потому искупляется, и мир-дитя потому имеет оправдание, что в нем рождается совершенное, божественное, равное
Отцу дитя-Христос, что в нем является Логос во плоти и принимает на себя
грехи мира, что дитя-Христос жертвует собой во имя спасения дитяти-мира.
— И тоже тебе нечем похвалиться-то: взял бы и помог той же Татьяне. Баба из последних сил выбилась, а ты свою гордость тешишь. Да что тут толковать с тобой!.. Эй, Прокопий, ступай к
отцу Акакию и веди его сюда, да чтобы крест с собой захватил: разрешительную молитву надо сказать и отчитать проклятие-то. Будет Господа гневить… Со своими
грехами замаялись, не то что других проклинать.
Чтобы смотать дочь с рук,
отец подыскал ей самого завалящего жениха — Рачителя, который за двадцать рублей взялся прикрыть венцом девичий
грех.
Видный был парень Окулко и содержал всю семью, да попутал его
грех: наткнулся он на Палача-отца.
Ему дали выпить стакан холодной воды, и Кальпинский увел его к себе в кабинет, где
отец мой плакал навзрыд более часу, как маленькое дитя, повторяя только иногда: «Бог судья тетушке! на ее душе этот
грех!» Между тем вокруг него шли уже горячие рассказы и даже споры между моими двоюродными тетушками, Кальпинской и Лупеневской, которая на этот раз гостила у своей сестрицы.
— Это в древности было, голубчик! Тогда действительно было так, потому что в то время все было дешево. Вот и покойный Савва Силыч говаривал:"Древние христиане могли не жать и не сеять, а мы не можем". И батюшку,
отца своего духовного, я не раз спрашивала, не
грех ли я делаю, что присовокупляю, — и он тоже сказал, что по нынешнему дорогому времени некоторые
грехи в обратном смысле понимать надо!
Ну, и подлинно повенчали нас в церкви; оно, конечно, поп посолонь венчал — так у нас и уговор был — а все-таки я свое начало исполнил: воротился домой, семь земных поклонов положил и прощенья у всех испросил: «Простите, мол, святии
отцы и братья, яко по нужде аз грешный в еретической церкви повенчался». [Там же. (Прим. Салтыкова-Щедрина.)] Были тут наши старцы; они с меня духом этот
грех сняли.
— Да поселиться бы здеся желательно,
отец святой. Подати добре одолели, да вот и парнишку ноне в некрута тащат, а идти ему неохота, да и
грех.
Конечно, сударь, и
отец и дед мой, все были люди семьянистые, женатые; стало быть, нет тут
греха. Да и бог сказал:"Не добро быти единому человеку". А все-таки какая-нибудь причина тому есть, что писание, коли порицает какую ни на есть вещь или установление или деяние, не сравнит их с мужем непотребным, а все с девкой жидовкой, с женой скверной. Да и Адам не сам собой в грехопадение впал, а все через Евву. Оно и выходит, что баба всему будто на земле злу причина и корень.
Уж как Настасью Петровну любят, так хоть бы
отцу родному так беречь и лелеять их; хоть и про барышню нашу
грех что-нибудь сказать: не ветреница!
— А где же и в чем вы тут находите
грех ваш? — спросил
отец Василий уже величавым голосом.
— Но как же вы, — возразил ему
отец Василий, — забыли учения наших аскетов, столь знакомых вам и столь вами уважаемых, которые строго повелевают отгонять от себя дух уныния и разрешают печалованье только о
грехах своих?
— Вот и Агапия, — сама любовь предстала! — заметил при этом
отец Василий, знавший Агапию по исповеди, на которой она всегда неизвестно уже о каких
грехах своих ревмя ревела.
— «Ему все цари поклонилися: „Спасибо, свет-сударь, премудрый царь, премудрый царь Давид Евсиевич! Ты еще, сударь, нам про то скажи: каким
грехам прощенье есть, а каким
грехам нет прощения?“ Им ответ держал премудрый царь, премудрый царь Давид Евсиевич: „Кабы всем
грехам прощенье есть, трем
грехам тяжкое покаяние: кто спознался с кумою крестовыя, кто бранит
отца с матерью, кто…“
И
отец Левкий, и все попы слободские мне на духу в великий
грех ставили, что я к вам не мыслю.
Ведь грех-то, представьте, какой! подумайте только об этом, маменька, на что человек посягнул! на жизнь свою, на дар
отца небесного!
— Я его, признаюсь вам, я его наговорной водой всякий день пою. Он, конечно, этого не знает и не замечает, но я пою, только не помогает, — да и
грех. А
отец Савелий говорит одно: что стоило бы мне его куда-то в Ташкент сослать. «Отчего же, говорю, еще не попробовать лаской?» — «А потому, говорит, что из него лаской ничего не будет, у него, — он находит, — будто совсем природы чувств нет». А мне если и так, мне, детки мои, его все-таки жалко… — И просвирня снова исчезла.
Через несколько дней Ахилла, рыдая в углу спальни больного, смотрел, как
отец Захария, склонясь к изголовью Туберозова, принимал на ухо его последнее предсмертное покаяние. Но что это значит?.. Какой это такой
грех был на совести старца Савелия, что
отец Бенефактов вдруг весь так взволновался? Он как будто бы даже забыл, что совершает таинство, не допускающее никаких свидетелей, и громко требовал, чтоб
отец Савелий кому-то и что-то простил! Пред чем это так непреклонен у гроба Савелий?
Отец Захария, вынужден будучи так этого дерзкого ответа не бросить, начал разъяснять ученикам, что мы, по несовершенству ума нашего, всему сему весьма плохие судьи, и подкрепил свои слова указанием, что если бы мы во
грехах наших вечны были, то и
грех был бы вечен, все порочное и злое было бы вечно, а для большего вразумления прибавил пример, что и кровожадный тигр и свирепая акула были бы вечны, и достаточно сим всех убедил.
В самом деле, ведь стоит только вдуматься в положение каждого взрослого, не только образованного, но самого простого человека нашего времени, набравшегося носящихся в воздухе понятий о геологии, физике, химии, космографии, истории, когда он в первый раз сознательно отнесется к тем, в детстве внушенным ему и поддерживаемым церквами, верованиям о том, что бог сотворил мир в шесть дней; свет прежде солнца, что Ной засунул всех зверей в свой ковчег и т. п.; что Иисус есть тоже бог-сын, который творил всё до времени; что этот бог сошел на землю за
грех Адама; что он воскрес, вознесся и сидит одесную
отца и придет на облаках судить мир и т. п.
— Так вот как она строго жизнь наша стоит! — говорил
отец, почёсывая грудь. — И надо бы попроще как, подружнее жить, а у нас все напрягаются, чтобы чужими
грехами свои перед богом оправдать али скрыть, да и выискивают
грехи эти, ровно вшей в одежде у соседа, нехорошо! И никто никого не жалеет, зверьё-зверьём!
Когда он впервые рассказал ей о своем
грехе с Палагой и о том, как
отец убил мачеху, — он заметил, что женщина слушала его жадно, как никогда ещё, глаза её блестели тёмным огнём и лицо поминутно изменялось. И вдруг по скорбному лицу покатились слёзы, а голова медленно опустилась, точно кто-то силою согнул шею человека против воли его.
—
Грех? Где
грех? — решительно отвечал старик. — На хорошую девку поглядеть
грех? Погулять с ней
грех? Али любить ее
грех? Это у вас так? Нет,
отец мой, это не
грех, а спа́сенье. Бог тебя сделал, Бог и девку сделал. Всё Он, батюшка, сделал. Так на хорошую девку смотреть не
грех. На то она сделана, чтоб ее любить да на нее радоваться. Так-то я сужу, добрый человек.
— На всех приисках одна музыка-то… — хохотал пьяный Шабалин, поучая молодых Брагиных. — А вы смотрите на нас, стариков, да и набирайтесь уму-разуму. Нам у золота да не пожить —
грех будет… Так, Архип? Чего красной девкой глядишь?.. Постой, вот я тебе покажу, где раки зимуют. А еще женатый человек… Ха-ха!
Отец не пускает к Дуне, так мы десять их найдем. А ты, Михалко?.. Да вот что, братцы, что вы ко мне в Белоглинском не заглянете?.. С Варей вас познакомлю, так она вас арифметике выучит.
— Мой
грех, мой ответ… — хрипела Татьяна Власьевна, страшная в своем отчаянии. — Всю жисть его не могу замолить… нет спокою моей душеньке нигде… Уж лучше мне одной в аду мучиться, а ты-то не губи себя… Феня, голубка, прости меня многогрешную… Нет, пред образом мне поклянись… пред образом… затепли свечку… а то собьют тебя… Аленка собьет с пути… она и
отца Крискента сбила, и всех…
— Ребята! — вскричал Юрий. — Не берите на душу этого
греха! Она невинна:
отец насильно выдавал ее замуж.
А его, старика, не осуждай, батюшка;
отец твой почитал его, Петя:
грех будет на душе твоей…
Как ни подкреплял себя молодой рыбак мыслью, что поступком своим освободил старика
отца от неправого дела, освободил его от
греха тяжкого, как ни тверда была в нем вера в провидение, со всем тем он не в силах удержать слез, которые сами собою текут по молодым щекам его…